В США начал быстро формироваться постиракский синдром, аналогичный поствьетнамскому, который на 6-8 лет ограничил возможности и готовность США применять военную силу, проводить активную внешнюю политику на фоне резкого падения престижа и популярности США в мире.
Вползание в новый синдром не означает, что США не предпримут в ближайшие годы никаких силовых действий или не будут подталкивать к ним союзников. (Во время заканчивающейся войны Израиля с Хезболла было очень похоже, что кто-то в Вашингтоне рассчитывал, что Тель-Авив ударит по ядерным объектам в Иране. Израиль пока удержался).
Не только самая сильная военная держава фактически проиграла войну. Ее политически проиграла и самая, пожалуй, эффективная армия мира — израильская. Решив выбить Хезболла из южных районов Ливана, она не смогла этого сделать. Добившись ничьей, Хезболла выиграла. При этом антиизраильские настроения возросли не только в арабском мире, но и среди стран, традиционно поддерживавших Израиль. Политический проигрыш усилил опасения в отношении долгосрочного будущего этой страны, обладающей, кстати, существенным ядерным потенциалом.
В безусловном политическом выигрыше оказался Иран. Война в Ливане отвлекла внимание от его ядерной программы, а его союзник и клиент Хезболла одержал политическую победу. Стало очевиднее, что Тегеран имеет политическую волю и мастерство играть и выигрывать в сложных политических комбинациях. В новый тур торговли вокруг перспектив своего ядерного потенциала он вступает с более сильными картами.
На глазах усугубляется ситуация в ядерном Пакистане. Там не только нарастает социальная напряженность, способная в любой момент привести к взрыву и к приходу к власти радикальных исламистов, но и слабеют политические позиции президента Мушарафа, считающегося гарантом ядерного потенциала страны. Между тем, становится все более очевидным, что в случае его падения никто не сможет гарантировать пакистанские бомбы от попадания в руки радикалов.
Все эти и некоторые другие тенденции на фоне не улучшающейся, если не ухудшающейся ситуации в Афганистане показывают, что нестабильность на «расширенном Ближнем Востоке» нарастает, позиции радикальных исламистов усиливаются, вероятность развертывания региональной гонки ядерных вооружений растет.
За последние восемь месяцев стало очевидным, что лидеры международного сообщества едва ли не окончательно проиграли борьбу против «ядернизации» Северной Кореи. К тому же Пхеньян испытал, хотя и не известно насколько удачно, серию ракет большого радиуса действия и ушел безнаказанным. Вероятность развертывания гонки ядерных вооружений на Дальнем Востоке поднялась еще на один уровень.
С ускорением развивалась тенденция к общей хаотизации и ослаблению управляемости международными отношениями. Страна, объявившая себя единоличным лидером, несколько раз провалилась, ЕС сделал еще один шаг на пути превращения во внешнеполитического карлика. Союз даже не попытался всерьез поучаствовать в урегулировании конфликта в Ливане и, похоже, не собирается посылать туда миротворцев. Отдельные европейские страны — посылают. Складывается впечатление, что европейцы пытаются спрятаться за спиной ослабевших США.
Нереформируемая ООН еще раз продемонстрировала свое бессилие во время последнего ближневосточного кризиса. Стороны конфликта почти в открытую отказывались от того, чтобы миротворческую миссию в Ливане выполняли «голубые каски» ООН из-за их крайне частой неэффективности. «Каски» придут, но смогут ли они преодолеть сомнения?
Некоторую надежду внушает увеличивающиеся в результате саммита G-8 в Санкт-Петербурге шансы на расширение «восьмерки» за счет новых великих держав — Китая, Индии, Бразилии, ЮАР. Но одновременно усиливаются трения между старыми великими. Тенденция к медленному ухудшению российско-американских отношений была остановлена и даже повернута вспять во время саммита, но потом, похоже, возобновилась.
Россия, используя благоприятную конъюнктуру, предельный, если не запредельный тактический прагматизм и усиливающуюся умелость пиара в последние месяцы, пожалуй, выиграла.
Наконец, принято решение о строительстве газопровода и нефтепровода на Восток.
Но мы, как и все остальные, похоже, не очень знаем, что делать в условиях на глазах усложняющейся ситуации, избегаем принимать и исполнять стратегические решения, которые могли бы кардинально усилить наши позиции в очень сложном мире будущего.
Разумеется, я не описал его полностью. Это задача не для газетной статьи.
Что же можно сделать, каково может быть задание для нас самих на ближайшие месяцы, год?
Первое. Несмотря на давление быстротекущих изменений, остро необходимо заниматься средне- и долгосрочным прогнозированием изменений мира вокруг России. Тактический прагматизм хорош, но без понимания перспективы он опасен, может привести к стратегическим, ошибкам. Нужно иметь постоянно обновляемый прогноз хотя бы до 2010-2017-2020 гг.
Второе. Понадобится дальнейшая модернизация нашей военно-политической доктрины. Передовые в военно-техническом отношении державы проигрывают. Совершенно очевидно, что нужна и модификация нашей ядерной стратегии.
Третье. Нельзя попасться в антиамериканскую игру, сколь сильно не было бы раздражение политикой Вашингтона, и сколь не сильно было бы искушение воспользоваться нынешней относительной временной слабостью США. Американские синдромы пройдут, а Америка останется на обозримый период сильнейшей державой мира.
Четвертое. Нужно готовить нашу страну, ее внешнеполитический аппарат, вооруженные силы к новому хаотическому миру, в котором распространение ядерного оружия станет весьма вероятной реальностью, а управляемость будет по-прежнему падать.
Пятое. Несмотря на понятную необходимость уделять первостепенное внимание постсоветскому пространству, становится все более очевидным, что основные вызовы и возможности для России находятся в мире вне границ этого пространства.
Оно важно, за него идет конкуренция, но, концентрируясь на нем, мы будем неизбежно проигрывать в играх, где ставки гораздо выше. Рискну утверждать, что рано или поздно это пространство должно уйти с первой строчки в списке внешнеполитических интересов стран, как уже ушло СНГ.
Шестое. Нарастание внешних вызовов, обострение конкуренции, общая деградация управляемости мира требует создания новой философии внешней политики. Нельзя отказываться от поиска путей создания клуба великих держав, которые могли бы рядом с ООН обеспечить минимальную управляемость мира. Но на ближайшие годы это, скорее всего — только надежда. Поэтому нужно готовиться к работе в новом мире относительно в одиночку. Это требует серьезных, хотя и относительно копеечных инвестиций в инструментарий внешней политики и в ее интеллектуальное обеспечение. Прагматизм хорош, но концепцию понимания мира и роли в нем России заменить не может.
Одной, без союзников России будет очень трудно. Если союза великих держав пока не получается, нужно укреплять и создавать региональные союзы — ШОС, ОДКБ. Но перспективу большого союза терять нельзя. И в любом случае не стоит создавать себе новых врагов, пытаясь, например, насолить кому-то. Израиль был одним из наших редких союзников в войне в Чечне. Глупо было бы потерять такого союзника из-за тактических игр или стремления заработать небольшие деньги на поставках оружия врагам Израиля, особенно учитывая возможности его союзников и друзей в мировой политике и СМИ.
Седьмое. Выживание и успех в этом новом мире как никогда зависят от успешности социально-экономической модели и модели государства, которую мы можем построить. А можем и провалиться.
Восьмое. Столкновение цивилизаций, обострение военно-политической ситуации в мире прогнозируемо с высокой степенью вероятности. Понятно, что нам опасно или рано принимать чью-либо сторону. Но готовиться к выбору, который может быть нам навязан необходимо.
А пока будем маневрировать. Это — не лучшая стратегия, но другой нам, по-видимому, не дано.
Понятно, это задание самим себе не на год. Но приступать к его выполнению нужно уже сегодня. Если не вчера.