— Почему, на ваш взгляд, лидеры стран Балтии, собиравшиеся принять согласованное общее решение — ехать ли в Москву на празднование 60-летия Победы, — разошлись во мнениях? При этом президент Латвии, выступавшая раньше наиболее резко, как раз приняла приглашение Владимира Путина, а литовский и эстонский лидеры отказались от участия в торжествах.
— Начнем с того, что не все страны обязательно должны присутствовать на официальных торжествах. Япония, например, тоже пока не собирается ехать. Кроме того, мы вообще придаем этому вопросу чрезмерное значение, что свидетельствует о не изжитом до сих пор комплексе неполноценности. Надо сказать, что не только мы победили в Великой Отечественной войне, но и любая другая страна может праздновать эту победу. И уже хорошо, что руководители большинства стран приезжают к нам. Мы должны этому радоваться и не обращать внимания на частности. Это первое. Второе. Возможно, там существует интрига, о которой мы не знаем.
— Среди прибалтийских лидеров?
— И среди прибалтов, и среди западников. Плюс к этому, как мы знаем, в балтийской «тройке» есть постоянное соперничество: кто из них наиболее патриотичный, кто — наиболее прозападный, кто из них, например, выйдет на особые отношения с Россией… И президент Латвии, которая все время была «самой последней» в этом списке, решила ехать, потому что она хочет вырваться вперед и получить таким образом политические дивиденды — сближение с Россией.
Наконец, есть и общественное мнение внутри страны, которое не поддерживает такой пророссийский шаг. У госпожи Фрайберге такая антироссийская репутация, что она, наверное, решила рискнуть. И я думаю, она выиграет. Кроме того, в Латвии очень большое русскоязычное население, которое поддержит ее в этой ситуации. Она поступила мудро.
— Отказ Валдаса Адамкуса и Арнольда Рюйтеля, кстати, вполне вежливый, вызвал довольно бурные эмоции в среде российских политиков. Некоторые из них даже предложили ответить суровыми заявлениями в адрес Литвы и Эстонии. С чего бы это наши думцы так возбудились по этому поводу?
— Потому что многие наши политики по большому счету политиками не являются. Это называется пиар — отметиться по любому поводу. Наша Государственная Дума политикой занимается очень мало, поэтому высказывается по любому вопросу. Потом, правда, приходится иногда брать свои слова обратно, поскольку выясняется, что они не соответствуют политике начальства. Ну добавим к этому еще привычку ругать прибалтов. Их есть за что ругать — все-таки там не совсем нормальная ситуация с правами меньшинств, хотя она улучшилась по сравнению с тем, что было 5 — 10 лет назад.
— Уместны ли вообще в политике эмоции, которые себе позволяют, например, Жириновский или Рогозин?
— Понимаете, если мы сами к себе серьезно не относимся, то вполне уместны. Если бы мы серьезнее к себе относились, то, думаю, так не шумели бы. Когда мы кричим по любому поводу — это опять же комплекс неполноценности, неуважение к себе. При этом никакой реальной политики в отношении стран бывшего СССР, которая продвигала бы наши интересы, мы не проводим. Говорим, что активизируем политику, но я не вижу уже 15 лет признаков такой активизации, кроме разве что риторических.
— Повлияет ли и как решение Адамкуса и Рюйтеля на наши отношения с Литвой и Эстонией?
— Никак не повлияет.
— Как мы вообще будем с прибалтами жить? Будем и дальше цепляться за факты и мифы прошлого?
— Прибалты тоже цепляются за факты и мифы прошлого. Вспомним хотя бы такие неприятные вещи, как их непрерывные требования осудить пакт Молотова — Риббентропа, который был, конечно, совершенно отвратительным, но вполне традиционным для политики того времени межгосударственным договором. У них это желание укрепить свою государственность, лечить свои комплексы. Их наличие у маленьких стран можно понять, и будем надеяться, что с вступлением в НАТО и ЕС они будут потихонечку излечиваться. Другое дело — страна, которая в десятки раз их больше. Ей стыдно иметь такие комплексы в отношении малых стран, да и вообще кого бы то ни было.
— То есть, по-вашему, нам отказ президентов Литвы и Эстонии надо было…
— …просто не замечать. Это не вопрос большой политики. Если, условно говоря, Рюйтель действительно считает, что это правильная позиция в политическом процессе, идущем в стране, — ну зачем ему ехать-то?
— Мы, как известно, предлагали в эти три дня, кроме праздничных мероприятий, обсудить пограничные вопросы, которые есть у нас с Латвией и Эстонией.
— Наверное, именно это как раз и вызвало наибольшее неприятие. Насколько я знаю, многие прибалты предлагали подписание соглашения по приграничным вопросам и приезд на 60-летие Победы развести. Потому что для них соглашение по границе представляется как бы платой за приезд. Это же очень тонкие материи… Но думаю, что по этому вопросу мы тоже можем легко договориться, и, может быть, уже договорились.
— Западная пресса критикует российское руководство за то, что оно не пытается серьезно разобраться в своей истории, особенно сталинского периода. Но, похоже, на Западе не очень обращают внимание на профашистские выступления в странах Балтии?
— Я думаю, что пока мы не попрощаемся с нашей историей, мы не сможем нормально развиваться как современная страна. У нас был страшный эпизод истории — 1917-1953 годы, и мы с ним до сих пор не распрощались. И не распрощались до сих пор со сталинизмом. В Германии тоже стараются не педалировать историческую тему, но там твердо признали преступность гитлеровского режима. Мы этого не сделали, хотя сталинский режим в отношении народов СССР, видимо, совершил не меньшие преступления, чем немецко-фашистский режим в отношении народа Германии. Но мы этим не хотим заниматься.
Что же касается критики, то сейчас на Западе растет волна подозрений, что Россия идет «не тем путем». С одной стороны, выражают традиционные подозрения в отношении к России — как еще недавно к Советскому Союзу. С другой стороны, существуют подозрения, что мы создаем неэффективный авторитарный режим, который может потом начать разваливаться, как развалился поздний СССР — неожиданно и быстро. Это разные вещи, но подозрения такие существуют и выплескиваются они самыми различными путями. Они могут выплескиваться через чрезмерную, с нашей точки зрения, критику российской политики в СНГ или в Чечне. Она была действительно чрезмерной, при всех ужасах чеченской войны. А какие были выходы? Мы предоставили независимость Чечне на два года — ситуация стала только хуже… А кроме подозрений есть и циничный расчет — просто использовать Чечню и подобного рода вещи для политического давления. Плюс все нормальные эмоции и традиционные подозрения. К тому же в Европе все-таки формируется не понимаемая нами новая (постъевропейская) культура. Она существенно отличается от той Европы, в которую стремился Петр и к которой стремились наши демократы. Но это уже другая тема.
Ольга Соломонова, Труд