Сначала – главные тезисы.
Ядерное оружие – если оно будет применено – чудовищное зло. Но его существование спасло мир в годы холодной войны, спасает и сейчас, в период одновременного разложения двух прежних мировых систем – двухполярной (она закончилась, но ее пытаются возродить) и «однополярного момента» (здесь процесс разложения в эндшпиле).
Эти два процесса накладываются на головокружительно быстрое изменение соотношения сил в мировой экономике и политике, кризис системы международного права и просто приличий в межгосударственном обиходе, хаос в головах элит многих стран. Ситуация усугубляется началом гонки вооружений в сфере ПРО, неядерных стратегических систем. Весьма вероятно, что мир входит в эпоху, когда кибероружие может начать приобретать характер оружия массового поражения. Разваливаются и прежние режимы ограничения вооружений.
В результате мир объективно живет и еще долго будет жить в предвоенном состоянии.
В этой ситуации опора на ядерное сдерживание может оказаться спасением. Но она должна быть дополнена совместными усилиями по укреплению всех факторов, влияющих на международную стратегическую стабильность.
Сначала – главные тезисы. Ядерное оружие – если оно будет применено – чудовищное зло. Но его существование спасло мир в годы холодной войны, спасает и сейчас, в период одновременного разложения двух прежних мировых систем – двухполярной (она закончилась, но ее пытаются возродить) и «однополярного момента» (здесь процесс разложения в эндшпиле).
Эти два процесса накладываются на головокружительно быстрое изменение соотношения сил в мировой экономике и политике, кризис системы международного права и просто приличий в межгосударственном обиходе, хаос в головах элит многих стран. Ситуация усугубляется началом гонки вооружений в сфере ПРО, неядерных стратегических систем. Весьма вероятно, что мир входит в эпоху, когда кибероружие может начать приобретать характер оружия массового поражения. Разваливаются и прежние режимы ограничения вооружений.
Геополитический и интеллектуальный фон
Понимаю, что буду обвинен в том, что я второй «доктор Стрейнджлав, полюбивший ядерную бомбу» из знаменитого фильма 1964 года американского режиссера Стэнли Кубрика. Однако полагаю, что разумная опора на ядерное сдерживание нужна не только русским с нашей экономикой, все еще страдающей от неудачных реформ, но и всему миру.
В начале своей научной карьеры – в 1970-е и 1980-е гг. – я потратил немало времени и усилий на исследование роли ядерного оружия в международной политике, изучал документы, участвовал в дебатах и даже политической борьбе вокруг ядерного оружия.
Исследования и опыт привели меня к выводам, отличным от тех, что разделяло большинство коллег из научно-политического сообщества. Но применить эти выводы почти не пришлось.
Разве что активно противодействовал всерьез рассматривавшейся, в том числе и советским руководством в конце 1980-х гг., идее резкого сокращения ядерных потенциалов, даже всеобщего ядерного разоружения, «ядерного нуля», выражаясь более современным языком. Потом холодная война как будто закончилась, ядерный фактор ушел на задний план. А я с удовольствием занялся другими более актуальными и плодотворными темами.
В последние девять лет обстановка в мире снова накаляется, хоть и по-другому, чем раньше, а ядерное оружие все более ощутимо выходит из политического забвения. Разгорелась новая дискуссия о его роли. Политические изменения в США придают этой дискуссии дополнительный вес.
Современный свод идей о роли ядерного оружия был заложен в основном американскими теоретиками и практиками в 1950-е и 1960-е годы.
Он имел две ипостаси – во-первых, общечеловеческую, философскую, во-вторых, связанную с обслуживанием национальных интересов и даже использовавшуюся для обоснования того или иного считавшегося выгодным направления развития вооруженных сил.
Ограничение и сокращение ядерных вооружений (советский термин, у американцев звучит откровеннее – контроль над вооружениями) были призваны оптимизировать и оправдывать создание или сохранение тех или иных систем, обуздывать излишние траты, навязывать другой стороне выгодные представления или даже направления гонки вооружений. Разумеется, одной из целей контроля над вооружениями – не всегда главной – было уменьшение риска возникновения ядерного столкновения через прежде всего улучшение политического климата. Баланс полезности и вредности контроля над вооружениями подвести крайне трудно.
Согласно превалирующим до сих пор взглядам, распространение ядерного оружия – безусловное зло, что частично противоречит исторической логике. История ядерного оружия есть в том числе история его распространения.
Если бы СССР и Китай не создали ядерного оружия, вряд ли бы мы миновали прошлые десятилетия без большой войны. Но зато идея нераспространения полностью соответствует интересам состоявшихся ядерных держав, в том числе и Советского Союза и России.
Политическая, технологическая, морально-правовая ситуация кардинально изменилась со времени, когда закладывались основы теории ядерного сдерживания и ограничения ядерных вооружений. Это, видимо, требует пересмотра концептуальных подходов к роли ядерного оружия в современном мире. Новая теория необходима и из-за нарастающего изменения экономического, политического, морального соотношения сил.
К новым размышлениям о роли ядерного оружия подталкивает и необходимость осмысления опыта последней четверти века, когда ядерный фактор во многом ушел в тень.
Временно ослабевшая Россия де-факто отказалась от политики сдерживания и балансирования. И тут же получили результат – серию агрессий: в Югославии, Ираке, Ливии. Сейчас в Соединенных Штатах начинается новая дискуссия о ядерном оружии. Зачастую с прямо противоположных позиций. Во время предвыборной кампании демократы выдвигали идеи как движения к ядерному «нулю», так и очередного наращивания ядерных вооружений. Трамп задался вопросом о том, зачем ядерное оружие, а потом пообещал мощное наращивание его арсеналов или предлагал ограничение вооружений в обмен на уступки со стороны России.
За идеями о резком сокращении стоят как идеалисты, стремящиеся освободить мир от чудовищного зла, которым является применение ядерного оружия, так и сверхциничные реалисты.
Последние хотели получить возможность перевода американского военно-экономического превосходства в политически применимое доминирование в области вооруженных сил общего назначения. А также развязать себе руки в области систем ПРО, по которым США также лидируют. Ровно противоположные взгляды стратегического истеблишмента – признак общей сумятицы в мозгах не только американской, но и других мировых элит.
Еще один повод вновь подумать о новой роли ядерного оружия – свистопляска вокруг «ядерных угроз» со стороны России, ставшая важной частью политико-пропагандистской войны, развязанной в конце прошлого – начале текущего десятилетия и резко усугубившейся после того, как Россия сначала остановила через действия в Крыму и на востоке Украины экспансию западных союзов, а затем в Сирии поставила блок серии смен режимов, проводившихся Западом.
Уже во время президентства Барака Обамы началась игра с обвинениями России в нарушении договора по ракетам средней и меньшей дальности. За ней стояли, видимо, не только попытки создать очередной фронт политического давления, но и оправдать возможные планы развертывания вокруг России новых систем ядерных вооружений и ПРО. Уже приходилось писать на страницах этого журнала (№ 4, 2016, «Ракеты в Европе: воспоминания о будущем?»), что ситуация напоминает ракетный кризис 1970-х годов.
Тогда для оправдания развертывания в Европе американских «Першингов» и крылатых ракет, провоцирования напряженности и укрепления атлантической связки был использован удобный предлог – развертывание (не совсем разумное) Советским Союзом ракет CС-20.
Российские публицисты, работавшие в контрпропагандистском режиме, позволяли себе высказывания на грани фола. Но они не отражали официальную точку зрения, которая к тому же достаточно искусно полностью и не оглашалась. Главная причина активизации дискуссии вокруг роли ядерного оружия и одновременно целесообразности ее развивать и, возможно, выводить на высший политический уровень – крайне острая международно-политическая обстановка, объективно увеличивающая вероятность войны.
Во многих отношениях ситуация более опасна, чем в последние два с половиной десятилетия холодной войны, не говоря уже о первом десятилетии после ее окончания. Может быть, за исключением начала 1980-х гг., когда ввод советских войск в Афганистан, рейгановские «звездные войны» и «империя зла» накалили обстановку до опасного предела.
Но и тогда общая международная ситуация была структурно более стабильной.
Главная причина этого состояния – беспрецедентно быстрое перераспределение сил в мире. Оно вызвано не только «подъемом новых», но и крайне быстрым и неожиданным падением в 2000-е гг. мощи и влияния Запада, особенно болезненным после «окончательной победы», которая, как казалось, была им достигнута к началу двухтысячных. Уже ко второй половине этого десятилетия Соединенные Штаты обесценили свое военное превосходство, пустив в ход вооруженные силы в Афганистане, Ираке, Ливии и политически потерпев поражение.
Экономический кризис, начавшийся в 2008–2009 гг., подорвал привлекательность модели либерального капитализма, что ударило по моральному авторитету Запада.
Затем вышел на поверхность кризис политической модели США, кульминацией которого пока стал фарс президентских выборов, и нынешняя война американского истеблишмента против Трампа.
Одновременно с середины 2000-х гг. усугубляется почти всеобъемлющий и пока безысходный кризис Евросоюза. Значительной части элиты для замедления расползания понадобился «враг», которым сделали Россию. Если раньше принято было говорить о необходимости управления «подъемом новых», то теперь на повестку дня, похоже, выходит необходимость управления «упадком старых».
Эти кризисы накладываются на ревизионистское стремление «новых» (неявно Китая, Индии, других, открыто – России) изменить правила игры, навязывавшиеся Западом с 1990-х гг. после его, как казалось, победы в холодной войне. А одновременно Соединенные Штаты, используя часть европейских стран, попытались взять реванш за поражения последнего десятилетия, развернуть вспять складывающееся не в их пользу соотношение сил. Образовалось вдвойне взрывоопасное столкновение «реваншистов» и «ревизионистов».
Эти процессы идут на фоне системного замедления мировой экономики, обострения конкуренции, а также быстро развивающегося процесса деглобализации. Неизбежен и рост протекционизма, лидером которого, похоже, будет Америка Дональда Трампа.
Тревожна и ситуация в военно-политической области.
Началась гонка вооружений в сфере ПРО. Разворачиваются дальнобойные и высокоточные неядерные системы, которые, кстати, могут нести и ядерные боезаряды. Почти наверняка начинается и скрытая, но, может быть, самая опасная с точки зрения поддержания стратегической стабильности, гонка кибервооружений. Параметры ее неясны, но вероятно, что применение кибероружия может быть сравнимо по последствиям с действием оружия массового поражения. И весьма вероятно, что уже в ближайшее время возможности для нанесения такого ущерба появятся у террористов.
Ситуация кажется еще более опасной из-за кризиса лидерства и управления во многих странах мира. Не в последнюю очередь – в государствах, еще недавно считавшихся образцом для большинства. Подобная нестабильная, если не прямо предвоенная, ситуация может продлиться еще неизвестно сколько, до тех пор пока не будет (если будет) сформирован новый баланс сил и выработаны новые или возвращены старые нормы международного общежития.
С узкой российской точки зрения имеются и позитивные стороны. Россия, продемонстрировав, в частности, в Сирии новые типы вооружений, укрепила способность к стратегическому сдерживанию. Но международная стратегическая стабильность может снова пошатнуться, в том числе и из-за новых направлений гонки вооружений.
Для того чтобы прожить этот неопределенно долгий период, стоит обратиться к главному системному стабилизатору международных отношений, спасшему человечество от мировых войн, – ядерному сдерживанию. Спасало оно по стыдливому умолчанию. На него опирались, но от него постоянно открещивались, заявляли о необходимости отказаться. Стоит сказать себе и миру правду: мы не выживем без ядерного оружия, сколь бы опасным оно ни было. И целью политики должно быть не преодоление ядерного сдерживания, а его совместная оптимизация в предстоящий трудный период становления нового миропорядка.
Ядерное сдерживание
О ядерном сдерживании написаны библиотеки книг, и у него есть десятки определений. Дам свои трактовки, в чем-то отличающиеся от общепринятых.
Стратегическое сдерживание, или сдерживание I – способность внушить потенциальному противнику, что в случае ядерной атаки неизбежен ответный удар с «неприемлемым ущербом». Его оценка субъективна, зависит от страны, населения, территории, политической системы. В США неприемлемым, судя по рассекреченным документам, уже в начале 1950-х гг. считался даже единичный ответный ядерный удар.
Для подкрепления этой главной функции ядерного оружия ученые и практики выдвинули идею неизбежности эскалации любой ядерной войны на глобальный уровень, теорию «ядерной зимы» – охлаждения Земли в результате обмена ядерными ударами, делающее ее невозможной для жизни людей. Пока этот, основной, тип сдерживания работал.
Сдерживание II, или расширенное сдерживание. Так называют доктрину, согласно которой США гарантировали союзникам «ядерный зонтик», заявляя о готовности нанести удар по «агрессору», если НАТО (Япония, Южная Корея) проигрывает войну с применением обычных вооруженных сил. Готов доказать, что обещание было чистой воды блефом. Уверен, американцы никогда не пришли бы на помощь союзникам, подставляя под ответный удар свою территорию. Но войны в Европе, к счастью, не случилось, а это «сдерживание» позволяло и по-прежнему позволяет союзникам экономить на оборонных бюджетах, оплачивая американское прикрытие политической и экономической лояльностью.
К тому же оно работало в головах советских стратегов. Они верили в возможность первого удара США и пытались подготовить вооруженные силы к ведению боевых действий в условиях обмена ядерными ударами. «Агрессором» была, естественно, НАТО. Эта вера была одной из причин безумного наращивания Советским Союзом сил общего назначения.
Россия, согласно заявлениям официальных лиц (секретарь Совбеза Николай Патрушев), также исходит из того, что ядерное оружие может быть применено и при нападении на союзников.
Сдерживание III – готовность применить ядерное оружие в случае нападения с использованием только сил общего назначения, угрожающего, как говорится в современных российских доктринальных документах, «самому существованию государства». Сходной линии, видимо, придерживаются и большинство других ядерных государств – Великобритания, Франция, Израиль, Индия, Пакистан, Северная Корея. Эта функция поддерживается представлением о неописуемых последствиях любой ядерной атаки. Она пока работает на предотвращение войны, но может быть подорвана, если одиночное или ограниченное применение ядерного оружия все-таки случится, вызовет гибель десятков и сотен тысяч людей, но не приведет ни к дальнейшей региональной эскалации, ни к глобальной катастрофе. Это крайне опасное развитие событий, ибо может свести на нет всю мифологию ядерного сдерживания и его полезность как инструмента предотвращения войны. Такой сценарий кажется возможным сейчас в отношениях Индии и Пакистана и вокруг Северной Кореи, в меньшей степени – Израиля.
Наиболее полезна функция ядерного оружия, которую я назвал бы сдерживанием IV. И у военных стратегов, и в обыденном сознании утвердилось представление о недопустимости любого масштабного военного конфликта, если он может вовлечь ядерные державы, особенно СССР/Россию и США и – через шаг – способен стать глобальной катастрофой. Этот тип сдерживания в немалой степени способствовал сохранению относительного мира в годы «зрелой» холодной войны. СССР и Китай не отправляли напрямую войска во Вьетнам, опасаясь эскалации. Соединенные Штаты и НАТО стояли в стороне, когда Советский Союз и Варшавский договор усмиряли Будапешт и Прагу, только скрытым образом поддерживали моджахедов в Афганистане.
Это перестало работать, когда СССР развалился, а Россия была крайне слаба.
Тогда, почувствовав безнаказанность, страны НАТО, организации, до того бывшей оборонительным союзом, совершили серию нападений – против остатков Югославии в 1999 гг., против Ирака, Ливии. В Сирии, где Россия продемонстрировала готовность и способность защищать свои интересы и международное право, об открытом силовом вмешательстве речи почти уже не шло.
Чтобы понять, как действует этот тип сдерживания, стоит представить себе, скажем, атаку альянса на Сербию сегодня. Она немыслима. Трудно вообразить, несмотря на заявления некоторых политиков, и прямую военную поддержку Соединенными Штатами и НАТО, скажем, нынешнего украинского режима. Когда горячие головы в Вашингтоне требовали поставки Киеву «летальных вооружений», европейцы, да и руководство США категорически это отвергли, поскольку понимали, что Россия, прикрытая ядерным оружием и обретшая волю к борьбе, ответит крайне жестко.
Этот тип сдерживания является одним из ключевых факторов относительной международной стабильности.
Сдерживание V – ядерное оружие как фактор сдерживания гонки неядерных вооружений. Сохранение и наращивание ядерных потенциалов ассоциируется с гонкой вооружений. Так оно во многом и было в годы холодной войны, когда Вашингтон и Москва увеличивали ядерные арсеналы, не сообразуясь ни с нормальной логикой, ни с разумными стратегическими расчетами. Но уже и тогда опора на ядерное оружие позволяла более рациональному и ответственному перед своими гражданами Западу, особенно в Европе, экономить на обычных вооружениях.
Теперь Россия в значительной мере компенсирует военно-экономическое превосходство соседей опорой на ядерное оружие, в том числе нестратегическое. По словам Патрушева, «Россия оставляет за собой возможность нанесения упреждающего (превентивного) ядерного удара по агрессору».
Наиболее полезной функцией этого типа сдерживания является то, что он делает в принципе бессмысленной погоню за превосходством на других направлениях – в области вооруженных сил общего назначения, сил противоракетной обороны, высокоточных неядерных систем большого радиуса действия. Это доказывает и последний опыт США, которые в 1990-е и начале двухтысячных сделали огромный рывок, растратили триллионы, обогнали чуть ли не всех остальных вместе взятых, только чтобы обнаружить после серии поражений, что в современном мире такое превосходство почти ничего не дает, в том числе и из-за невозможности или неготовности к эскалации на ядерный уровень.
В российско-китайских отношениях ядерный фактор предотвращает любые теоретические попытки добиться неядерного превосходства. Он объективно является одним из факторов поддержания дружественных отношений двух стран.
Сдерживание VI. Обеспечение демократизации международных отношений. Без сдерживающей роли ядерного оружия, которое ограничивает массированное применение военной силы вообще, «новым», прежде всего Китаю, вряд ли позволили бы подняться, и тем более столь быстро. Могли бы «добить» и Россию в период ее слабости. В последние годы не раз сталкивался с сожалениями оппонентов, что «Путина нельзя наказать, как Милошевича».
Это структурное влияние ядерного фактора глубже. Он лишает наиболее могущественные в экономическом отношении страны и группы государств возможности переводить экономическое превосходство в используемую военную мощь, и тем самым содействует (наряду с изменениями в сфере информации и идеологии) общей демократизации международной политики. Здесь не только нынешний подъем «новых» и появление благодаря этому у всех других стран большей свободы выбора и маневра, но и одна из причин самой возможности возникновения и развития движения неприсоединения в прошлые годы.
Сдерживание VII – одна из важнейших, хотя и почти не исследованных функций ядерного сдерживания – его цивилизующее влияние. Наличие ядерного оружия с имманентно присущей ему теоретической способностью уничтожения стран и континентов, если не всего человечества, изменяло мышление, «цивилизовало», делало более ответственными правящие элиты ядерных держав. Из этих элит вымывались или не подпускались к сферам, связанным с национальной безопасностью, люди и политические группы, взгляды которых могли бы привести к ядерному столкновению. Это можно достаточно четко проследить по эволюции американской правящей элиты. Последним относительно радикальным американским политиком, претендовавшим на пост президента, был сенатор от штата Аризона Барри Голдуотер («бомбист»). Его американская элита просто снесла на выборах 1964 года. Аналогичная эволюция наблюдалась, насколько известно, и в советском руководстве. Проследить ее труднее. Но элементы авантюризма в ядерной области (Карибский кризис 1962 г.) были одной из важных причин смещения Никиты Хрущёва.
С функцией сдерживания как цивилизующего фактора сочетается и функция Сдерживания VIII, или самосдерживания. Понимание опасности эскалации конфликтов заставляло и заставляет руководителей ядерных государств исключать из рассматриваемых или тем более планируемых вариантов действий те, которые могут вывести на ядерный уровень. Объективно все стороны ядерного уравнения косвенным образом «заинтересованы, чтобы и их сдерживали». Знаю, что такие аргументы использовались в дискуссиях вокруг будущего ядерного фактора, в т.ч. для противодействия регулярно поднимавшимся волнам ядерного аболиционизма. В частности, против идеи «ядерного нуля», предлагавшейся во времена Горбачёва и Рейгана.
Что делать?
Концептуально – сохранять и поддерживать ядерное сдерживание на предстоящий период выработки новой международной системы, новых (старых) правил международного управления, новых схем ограничения вооружений. Совместные усилия всех ядерных держав по недопущению дальнейшего распространения ядерного оружия, попадания его в руки террористов, по предотвращению его случайного использования.
Инструменты – не традиционные переговоры по сокращению (ликвидации) ядерного оружия. Они могут иметь некоторый политический эффект, но неизбежно приведут к ремилитаризации отношений России и США, усложнят отношения двух стран с Китаем. Переговоры в более широком формате сейчас невозможны и по сути беспредметны.
Пора и в расчетах, и в переговорах, если их все-таки вести, отходить от бессмысленного принципа численного паритета.
Если для надежного обеспечения сдерживания на любом уровне достаточно, скажем, полутора тысяч боезарядов и соответствующих носителей, способных преодолеть любую оборону, не важно, сколько будет у другой стороны – тысяча или пять. Если они хотят терять больше денег – это их право.
Вместо этого стоит начать диалог всех ядерных держав (в том числе, возможно, даже Израиля и Северной Кореи, получив возможность интегрировать ее, а не только наказывать, что контрпродуктивно) по укреплению международной стратегической стабильности. Сопредседателями диалога могут быть Россия, США и Китай. Цель – предотвращение глобальной войны, использования ядерного оружия. Он должен быть направлен именно на повышение стабильности, предсказуемости, донесения друг до друга опасений, предотвращения новых дестабилизирующих направлений гонки вооружений. Особенно основанных на новых принципах средств противоракетной обороны в динамическом взаимодействии с наступательными вооружениями. Естественно, диалог должен включать и обсуждение неядерных, но де-факто стратегических вооружений. А также средств кибервойны. Вероятно, необходима выработка новых мер по укреплению доверия, направленных на предотвращение случайного возникновения конфликта не только с использованием ядерного оружия, но и неядерных вооружений нового поколения, а также кибероружия.
Стороны в рамках существующих договоренностей по ограничению вооружений или, по согласованию изменяя их (возможно, такая участь может постигнуть безусловно устаревший Договор о ракетах средней и меньшей дальности – ДРСМД), модернизируют конфигурацию своих ядерных арсеналов. Но делают это в рамках философии взаимного укрепления сдерживания, а не стремления к невозможной в обозримый период ликвидации ядерного оружия или к получению преимуществ для первого удара.
Таким образом, цель диалога – не собственно сокращение арсеналов, а предотвращение войны через обмен информацией, разъяснение позиций, в том числе причин развертывания тех или иных систем, доктринальных установок, укрепление доверия или по крайней мере уменьшения подозрений.
Сейчас вновь, как и в худшие годы холодной войны, стороны обмениваются сигналами в сфере стратегических вооружений через демонстрации, угрожающие пуски, учения, двусмысленные утечки.
Спустя какое-то время этот диалог, если он поможет миру не свалиться в новую большую войну, пережить «смену вех», может стать одной из основ формирования нового миропорядка. Такую же роль в экономической сфере, по сути, играет «Большая двадцатка», не решающая проблем, но позволяющая лучше понимать и учитывать взгляды других игроков, мировые тенденции.
А, начав лидировать в сфере предотвращения войны, укрепления международной стратегической стабильности, распространив свое сотрудничество на другие сферы международной жизни, «Большая тройка» будет закладывать основы для менее хаотичной и более безопасной мировой системы будущего. Этот новый «концерт наций», если и когда у лидеров трех стран хватит чувства ответственности создать его, может оказаться более устойчивым, чем предыдущий из XIX века, если он по согласию будет базироваться на взаимном ядерном сдерживании, а не только на моральных принципах или балансе сил.
Опубликовано 4 апреля 2017 г. в журнале «Россия в глобальной политике» (№2, 2017)