СССР стремительно серел, терял свою культурную, идеологическую привлекательность, по нарастающей экономически и технологически отставал от передовых стран Запада, Японии, Южной Кореи. Главной основой его претензий на роль второй сверхдержавы была военная мощь. Ее, правда, еще подпирали довольно сильные естественные науки.
К рубежу 1970-1980-х гг. советская модель развития исчерпала себя. Но изменений не происходило. Номенклатура благоденствовала, интеллигенция тихо ненавидела власть, кто мог — уезжал, народ безмолвствовал. Советская идеология и идентичность, навязывавшая кровью, гибелью миллионов и массированной пропагандой, и закрепившаяся в результате победы в Великой Отечественной и основывавшаяся все больше на этой победе, начинала трещать. Почти никто ни во что не верил и не видел будущего. Когда посыпались нефтяные цены, начался развал. Военная мощь не спасла, а лишь усугубила кризис.
Сейчас Россия находится в лучшем состоянии. Она из-за краха СССР потеряла часть самой себя – Украину, Белоруссию. Но и многие окраины, завоеванные царями в геополитических играх XIX века и лишь потреблявшие ресурсы метрополии – Среднюю Азию, Закавказье.
Сбросила Россия с излишком – и военное ярмо, душившее СССР, где армия и оборонно-промышленный комплекс пожирал четверть или даже более – никто не знает сколько – не бюджета, а валового национального продукта страны. Сейчас в результате реформ, начатых при министре обороны А. Сердюкове и в целом продолжаемых при С. Шойгу, Россия, скорее всего, будет к концу десятилетия иметь адекватные вооруженные силы.
Но, потеряв, Россия сохранила статус ядерной сверхдержавы, место в СБ ООН. Сохранила свою историю страны-победителя на протяжении последнего полутысячелетия. Маленькие войны, конечно, проигрывали. Но в конечном итоге всегда побеждали. Сохранила Россия – хотя и использует из рук вон плохо – великую культуру, создававшуюся элитой всей империи.
С начала 2000-х гг. России начало, наконец, везти. Подъем Азии подстегнул спрос на традиционные товары российского экспорта – сырье, энергоносители, металлы. По нарастающей увеличивается потребность в водоемких товарах – продовольствии, целлюлоза, нефтехимии. Производство этих товаров страна может с относительной легкостью наращивать.
Повезло и геополитически. Традиционные конкуренты разом просели. США – из-за двух подряд масштабных поражений – в Ираке и Афганистане — из-за выявившихся после начала кризиса 2008 г. слабостей их экономической модели – ныне преодолеваемых. И из-за политического раскола в американской элите – пока углубляющегося.
Европа – из-за комбинации последствий слишком быстрого расширения ЕС и зоны евро, и нежелании большинства стран (кроме Германии и скандинавов) отказаться от модели развития, нацеленной на потребление и безудержный рост прав в ущерб обязанностям. Такая модель, несмотря на ее очевидную гуманитарную привлекательность, оказалась неконкурентоспособной перед лицом поднимающейся Азии.
Ослабление Запада несет, правда, и серьезные негативные последствия. Ослабевают модернизационные импульсы, которые почти всегда в русской истории, приходили со стороны заката. Уменьшились, пока, по крайней мере, шансы на создание геополитического альянса с Европой.
Все это усилило в российском обществе традиционно сильные изоляционистские и неконкурентоспособные слои общества и элиты. Которые заметно оживились в противодействии всему «западному», а на самом деле – чаще всего продвинутому и эффективному. Хотя «угроза» с Запада будь то военная или даже духовная беспрецедентно мала.
Не только везение, но и нечто в высшей степени рукотворное – жесткая политика и мастерская дипломатия, позволяющие максимизировать позиции страны – являются ныне главным источником международного влияния и престижа России.
До известной степени, компенсирующие замедляющуюся и демодернизирующуюся экономику, слабые институты и сокращающийся – и численно, и качественно – человеческий капитал. Хотя, внешняя политики может быть очень частично независимой от внутренней. Но нынешняя российская внешняя политика необычно мощно ушла вверх и вперед от скуднеющей внутренне базы.
Российская дипломатия, весьма традиционная, играет во многом по правилам, смоделированным по лекалам геополитики прошлых веков и Вестфальской государственно-ориентированной международной системы. Но такая дипломатия оказывается крайне уместной в современном глобализированном, но по нарастающей теряющем управляемость мире, где народы, испугавшись его вызовов, бросились обратно к ослабленному, но еще способному защищать их интересы государству. Где идет по нарастающей ренационализация международных отношений. Где не сбылись надежды (или страхи) о грядущем всевластии транснациональных корпораций, глобального гражданского общества, НКО или мирового правительства (если менее нежно – мировой закулисы). Где отвергаются нормы права, морали, приличий, определявшие международные отношения еще в недавнем прошлом.
В этом мире российская дипломатия, сохранившая и нарастившая мастерство, но необремененная больше идеологией или ценностями кроме безусловной защиты суверенитета страны и, пожалуй, укоренившейся за последние 300 лет в национальной идентичности великодержавности, стремления быть среди первых, чувствует себя как рыба в воде.
Последний пример такой дипломатии – лихой сирийский гамбит 2013 года с предложением о ликвидации сирийского химического оружия. Спасающий и администрацию Обамы из ловушки, в которую она себя загоняла, и ее загоняли, требуя нанесения удара по Сирии. Спасающая, хотя бы временно, и Б. Асада, воспринимающегося как клиента и союзника России. Но более всего – повышающий внешнеполитический вес России.
Но и до того, удачных решений было немало.
Россия заметно укрепила свои позиции на территории бывшего СССР. Строится, хотя и противоречиво, и медленно, не только Таможенный, но и Евразийский союз. При этом не столько для восстановления гегемонии, а больше для укрепления позиций в мировой конкуренцию.
Но Запад попытался использовать политический кризис конца 2013 – начало 2014 гг. на Украине, имевший объективные корни, — растущую неспособность элиты обеспечить элементарный порядок и развитие в стране, для попытки отыграться за поражения последних лет, остановить внешнеполитический взлет России. Москва, столкнувшись с этой, как она сочла провокацией, нацеленной на продолжение мягкой политики холодной войны, когда Запад систематически теснил Россию расширением НАТО, структур Евросоюза, пошла на жесткое обострение. С тем, чтобы остановить эту экспансию.
Кроме того, кровавый кризис в Киеве угрожал переметнуться на регионы, поставил под удар интересы и жизни русских жителей южных и восточных регионов страны. Обострение ситуации вокруг Украины произошло на фоне и во-многом по причине развернутой в 2013 г. и достигшей пика во время Олимпиады в Сочи беспрецедентной с худших годов холодной войны пропагандистской атаки на Россию.
Очередной тур борьбы вокруг Украины показал и слабость России. Но не внешнеполитическую. Желание многих украинцев примкнуть, хотя бы и виртуально к ЕС, вызвано не только страхом элиты перед более жестким и сильным российским конкурентом. Но и гораздо более привлекательным европейским уровнем и качеством жизни, той самой «мягкой силой». Многим киевлянам хотелось хотя бы помечтать «жить как в Европе». А не как в России.
В Азии Россия при пока слабых экономических и военно-политических козырях, весьма ловко маневрирует в треугольниках Россия-Китай-США и Россия-Япония-Китай. Постоянно оказываясь «третьим выигрывающим». И это несмотря на подавляющее экономическое превосходство Китая в регионе. Поддерживаются теплые и дружеские отношения с Китаем, но одновременно, что было очевидно во время ноябрьского 2013 азиатского турне В.В. Путина, строятся дружеские или конструктивные отношения со странами, окружающими Китай. Не только с Индией, но и со Вьетнамом, Южной Кореей, Японией. В отличие от США, пытающихся наладить систему военно-политического сдерживания Китая, Россия, похоже, проводит политику дружеских объятий, создавая условия для невраждебного уравновешивания мощи Китая, выгодного в т.ч. и для него. Но в первую очередь – для России.
Умело играла российская дипломатия на иранском направлении. Совместно со странами Запада Россия участвовала в жестком экономическом давлении на Тегеран в попытке предотвратить превращение его в военную ядерную державу.
Одновременно Москва настойчиво и успешно мешала развязыванию войны против Ирана.
Которая неизбежно вела бы к дальнейшей дестабилизации региона. И к необходимости для России выбирать. В результате Россия не поссорилась с геополитически важным южным соседом, который вел себя конструктивно во время чеченской войны, в целом в ситуации на Кавказе, содействовал в успокоении кризисов в Центральной Азии. И можно надеяться, будет содействовать в регулировании ситуации в Афганистане.
Очень быстро и с минимальными издержками Россия занимает ниши, образующиеся на Ближнем Востоке из-за ухода оттуда уставших США. У России не только корректные отношения с Ираном, но и почти просто хорошие – с Израилем. Налаживаются отношения с Египтом – другой ключевой страной региона.
Можно по разному относиться к жесткой нацеленности официальной российской политики на отсечение иностранного влияния на внутреннюю политику. И через ограничение возможностей финансирования российских НКО, и через меры по уменьшению возможностей для российского чиновничества держать, не объявляя, активы и собственность за границей. И через нежелание далее обсуждать с западными партнерами внутриполитическую ситуацию в России, как было привычно до недавнего времени.
Я считаю, что жесткое давление на НГО пока неоткомпенсированное, нанесло больше вреда, чем пользы, деморализовав российскую гражданскую активность. А без нее и без возрождения земств – муниципального уровня власти – страна развиваться не будет.
Но в результате все больше политиков и аналитиков приходит к выводу, что внешнее давление на Россию по вопросам внутренней политики контрпродуктивно. К такому мнению приходят и многие россияне, видящие, что апелляции к Западу пользы не приносят. Что нужно рассчитывать на самих себя. Россия избавляется от наследия 1990-х гг. Да и от советского наследия, когда режим, чувствуя свою нелегитимность и слабость, пошел даже на де-факто обмен советских граждан — евреев – на экономические подачки, хотя бы частичное политическое признание.
Пока себестоимость такой политики не слишком велика. Раздражение по поводу демонстративной самостоятельности политики, отвержения права диктовать правила в сфере ценностей не переросло в готовность Запада жестко и коллективно давить на Кремль. Неизвестно, как далеко он может объединиться в ответ на украинский кризис. Но в любом случае в нынешнем многополярном мире это политика будет гораздо менее эффективной, чем во времена двухполюсного противостояния.
У Российской внешней политики есть и слабости. Очень многие посольства закрыты от обществ принимающих стран чуть ли не больше, чем во времена СССР. Дипломаты не хотят и не умеют общаться. А их не стимулируют. Поворот к Азии пока не подтвержден активной стратегией по новому освоению Сибири и Дальнего Востока и провисает.
Но, выражаясь псевдонаучным языком, указанные недостатки не отменяют основного вывода: внешняя политика и дипломатия России последних лет чрезвычайно успешны.
СССР был в поздние свои годы односторонней военно-политической державой. Россия, как особенно выпукло показал 2013 г., превращается в одностороннюю дипломатическую державу. Не имеющую или не использующие другие источники силы. Конечно – дипломатическая держава – лучше, чем военная. Но все равно односторонняя, а значит, по определению, неустойчивая.
Конечно, если нынешняя дестабилизация мира пойдет по нарастающей, Россия с ее дипломатией, подкрепленной усиленными и модернизированными военными возможностями, может продержаться еще сколько-то лет в тройке ведущих держав. А В.В. Путин будет находиться на первых местах в рейтингах влияния мировых лидеров. Но ставка на нестабильность ненадежна. Тем более, что одна ее – ближневосточная — ипостась рано или поздно перехлестнет на Россию.
США, избавившись от участия в конфликтах на Ближнем Востоке, частично уйдя оттуда, обеспечив свою энергетическую независимость, обретут большую свободу рук, в том числе для давления на Москву. Китай будет продолжать усиливаться и нависать.
Есть и другие тревожные тенденции, которые могут привести к ослаблению в политико-дипломатической – ключевой сейчас для России сфере. С расширением альтернативных источников энергии – из Африки, Азии, и, конечно, из-за сланцевой революции уменьшается вес страны как поставщика нефти и газа. Замедление экономического роста в Азии, уменьшает политическую, не говоря об экономической, ценность природных ресурсов России. Еще более важно то, что накапливаются нерешенные проблемы российской экономики. Оставшаяся от 1990-х гг. нелегитимность крупной частной собственности, еще более – ее правовая незащищенность, глубокая коррупция ведут к падению инвестиционной активности и уже предопределили на ближайшие годы замедление темпов экономического роста. Вне зависимости от конъюнктуры на мировых рынках. А она не выглядит позитивной.
Это ухудшение среднесрочных перспектив экономического развития, достаточно очевидно уже снижает нынешний внешнеполитический вес, готовность партнеров учитывать интересы или уважать мнение Москвы. Это снижение «мягкой силы» можно только очень ограниченно компенсировать жесткой риторикой или даже волевой и умелой дипломатией.
Вряд ли президент Обама позволил бы себе отказаться от саммита с китайским руководством, которое представляет самую динамичную и вторую после США экономику мира, как он сделал в сентябре 2013 г., отказавшись от российско-американского саммита перед встречей «большой двадцатки» в Санкт-Петербурге. Хотя действия этого самого китайского руководства вызывают, по крайней мере, не меньшее раздражение и опасения в Вашингтоне. А этот отказ, пусть и непрямо, ослаблял позиции России в диалогах с китайцами, европейцами, другими партнерами и конкурентами.
Пока российской дипломатии удалось с лихвой компенсировать возможные потери сирийским маневром. В краткосрочной перспективе усилит и позиции Москвы сверхжесткий российский ответ на вызов Запада на Украине. Но проблемы с внешней оценкой будущего России как страны с тусклым будущим это не решило.
Ужесточение немецкой риторики в отношении России в последний год связано не только с внутриполитическими соображениями – стремлением оттеснить, считающихся «пророссийскими» социал-демократов, раздражением в связи с российскими проверками немецких благотворительных фондов, действующих на территории России и финансируемых ими НКО.
Или российским неприятием новейшего европейского отношения к правам сексуальных меньшинств, другими различиями в ценностях. Они существовали всегда. И были, как правило, глубже.
Но и почти впрямую – с оценками долгосрочного уменьшения зависимости Европы и Германии от российских энергоносителей и пессимистическими оценками перспектив российского рынка. Что ослабило позиции немецкого делового сообщества, игравшего в последние десятилетия ключевую роль в определении немецкой политики на российском направлении.
Наконец из-за остановки экономического роста и главное – отсутствия активной и целеустремленной политики развития, Россия просто не очень интересна для многих партнеров. Это достаточно очевидно любому постоянному участнику международных форумов. В том числе и мне.
Еще большую тревогу, чем сегодняшние проблемы, вызывает долгосрочные внешнеполитические перспективы. И именно из-за ослабления внутренней базы внешней политики.
Нарастает технологическое отставание России. Она не только почти не участвует в создании нового шестого технологического уклада, но, похоже, что у нас даже не понимают, что это такое.
Вместо решения этих и других коренных проблем, стоящих перед российским обществом государство достаточно умело манипулирует общественным мнением, подбрасывая все новые и новые искусственные проблемы. Элиты воруют, бегут, выводят капиталы и детей или сладострастно поносят власть.
Доминирующим настроением в обществе становится пессимизм. Русские стали терять кураж, лихость. Которая нас столько раз спасала в невыносимо трудных перипетиях нашей истории и вела к блестящим победам. Россия замедляется, смотрит в прошлое, не устремлена в будущее. Неизвестно сможет ли кризис вокруг Украины преодолеть эту тенденцию.
Предыдущие абзацы можно было бы опустить в статье, посвященной внешнеполитическим позициям России. Если бы не то обстоятельство, что тупик, замедление развития и пессимизм, в условиях нынешней информационной открытости, легко считываются внешним миром и эти позиции подрывает. Наступательная бодрость В.В.Путина или С.А.Лаврова этот пессимизм компенсируют лишь отчасти.
К тому же, фокус конкуренции в мире все более определенно смещается в экономико-технологическую и идейно-информационную сферы. Роль военной силы не ушла. Но решает проблемы на втором-третьем уровне отношений и между второстепенными державами. Первостепенные не могут позволить ее массированного применения из-за ядерного пата. А когда применяют – все чаще проигрывают. Последние примеры – США и НАТО в Афганистане и Ираке. Да и Ливия оказалась не победой. «Ракеты» весят на мировых весах гораздо меньшее, чем во времена, когда Г. Шмидт посмеялся над СССР.
Побеждают же в конкуренции те, кто способен производить новые технологии и/или эффективно, массово и быстро применять их в экономике. Или те, кто используя новейшие коммуникации, может навязывать или предлагать свои или выгодные себе взгляды и представления. В современном небывало информационно-открытом мире эти образы и представления, брэнды не только товаров, но и стран играют растущую роль в определении конкурентных позиций, не только корпораций, но и государств.
Технологии более доступны, чем когда бы то ни было. Но чтобы их применять в экономике — нужны в массовом количестве подготовленные и мотивированные люди.
И тут я подошел к главному. У России есть шансы войти в круг передовых стран. И сохранить статус одной из великих держав. Но, повторюсь, ставки на мастерскую дипломатию или военную силу для этого недостаточно. Нужно повернуть политику государства и общества на развитие все еще сильного человеческого капитала – через опережающее развитие образования, здравоохранения и высокой культуры нации, с массированным инвестированием в молодое поколение, через создание условий – политических, социальных, обязательно правовых, чтобы эти молодые оставались в стране, связывали с ней свое будущее, не вывозили себя, капиталы и детей. Развитие человеческого капитала нации и должно стать новой национальной идеей на поколение. Если мы пойдем на это, то мир быстро считает будущий экономический и социальный подъем, и нынешнее неизбежное на несколько лет, отставание не приведет к потере внешнеполитического веса. У страны появится будущее.
Нужен и большой «духоподъемный», но экономически выгодный проект развития, устремленный в будущее. Евразийский союз, при всей его вероятной полезности, таким не является. Стремление к интеграции с Европой, объединившее элиты восточноевропейских стран, ныне в условиях длительного внутреннего кризиса Евросоюза и европейской модели развития тоже не тянет на «большой проект». Хотя отвергать европейский путь развития, начавшийся с варягов, с принятия Русью христианства у тогдашней передовой Европы – Византии – значит отвергать самих себя, свою сущность как нации.
Таким проектом должен, видимо, стать уже много лет обсуждаемое новое освоение Сибири и Дальнего Востока с использованием технологий и капиталов из Европы, Америки, передовых азиатских стран, конечно, Китая, прицепляющее Россию к тихоокеанскому локомотиву роста и делающее ее великой не только европейской, но и азиатско-тихоокеанской державой.
Как – достаточно очевидно. Но это предмет отдельной статьи. Эту же завершу утверждением, что на ближайшие десятилетия главный резерв внешнеполитического влияния России лежит как никогда в сфере внутреннего развития. Там же – и главные угрозы утраты внешнеполитического веса, и столь любимого большинством россиян статуса великой державы.
Статья во многом основана на исследованиях, которые проводил СВОП в течении 2013 г. в рамках программы «СтратегияXXI», нацеленной на выработку и предложение обществу и государственному руководству альтернативного нынешнему, ведущему в тупик, к второсортности пути развития.
Внешняя политика 2014: Однобокая держава // В кн.: Россия 2014. Ежегодный доклад Франко-российского аналитического центра Обсерво. Париж : [б.и.], 2014. С. 337-348.