Что касается интересов, то с ними все ясно: это необходимость предотвращения распространения оружия массового поражения или установления контроля над ним; это борьба против терроризма, которая после неизбежного вывода американских войск из Ирака наверняка еще более осложнится; и это необходимость смягчения и избегания исламского экстремизма — либо противостояния ему.
Еще один взаимный, хотя и скрытый от постороннего наблюдателя, интерес заключается в развитии отношений с Соединенными Штатами, в рамках которого необходимо повернуть эту важнейшую для нас обоих страну от разрушительно-односторонней политики к эффективному лидерству в многостороннем мире.
И, наконец, есть еще один вопрос, который, по идее, должен объединить Россию и Европейский Союз, но на данном этапе в основном их разъединяет — это энергетика.
Россия — поставщик энергоресурсов, и поэтому, естественно, заинтересована в более высоких ценах. Европа — наоборот, в более низких. Этих противоречий можно было бы избежать, если бы обе стороны договорились проводить общую стратегию. России можно было бы предложить продажу активов в европейских распределительных сетях — а, значит, и частичный контроль над ними; в обмен европейцам предложили бы покупать — и, соответственно, частично контролировать — российские добывающие мощности. Именно это, кстати, президент Владимир Путин и предлагает уже несколько лет. Однако до сих пор на все его предложения следовал неизменно отрицательный ответ.
Более того, Россию постоянно обвиняют в энергетическом империализме, в том, что она не может считаться надежным поставщиком (как будто у Европы есть более надежные поставщики), а также в том, что она неспособна освоить собственные запасы полезных ископаемых (хотя самой России ни нефть, ни газ в больших количествах не нужны). России грозят образованием некоей «энергетической НАТО», грозят общеевропейской энергетической политикой. Со стороны создается такое впечатление, что формируется картель потребителей.
Если бы я принадлежал к лагерю российской националистической мелюзги, я бы уже потирал руки от удовольствия. Ведь если начнется бой с открытым забралом, то победит в нем Москва. Россия может сама войти картель поставщиков или переориентировать часть своих экспортных потоков на восток и на юг. И все же такая победа означала бы стратегическое поражение для всей Европы — как для Западной, так и для Восточной. Если же вместо борьбы заниматься сотрудничеством, то результатом его может стать создание основы для панъевропейского энергетического альянса.
Конечно, наша неспособность действовать в соответствии с нашими общими интересами обусловлена и объективными причинами. Одна из них заключается в том, что наши страны находятся на разных ступенях политического развития.
Если в России проходит постреволюционная реставрация и она возвращается к понятию государства-нации и к ценностям, при коммунизме входившим в число запрещенных — религии, индивидуализму, личной корысти, — то Европа небезуспешно пытается преодолевать государственный национализм и создает новую политическую культуру, оставляя за бортом опору на применение силы во внешней политике и стремясь к более коллективному и гуманному подходу. Если Россия, приобретя влияние и на время вырвавшись из болота 90-х годов, стала более самоуверенной и иногда даже заносчивой, то у Европы наступает «кризис среднего возраста», из-за чего ее собственное влияние снижается, создавая впечатление слабости и уязвимости.
Влияние этих и многих других факторов привело к тому, что ни та, ни другая сторона не способны ни сформулировать, ни проводить долгосрочную политику, основанную на взаимных интересах. А в это время на первый план выходят второстепенные и даже откровенно нелепые вопросы.
Основным источником противоречий стали те, кого мы называем «нашими общими соседями». На Украине мы соревновались за исход выборов 2004 года, да и сейчас боремся за влияние на хаос украинской политики. Каждая сторона выбрала свою команду местных олигархов, которую стала поддерживать: одну группировку считают пророссийской и антидемократической, другую — демократической и проевропейской. Когда Россия довольно неуклюже, но тем не менее с полным основанием ввела для Украины рыночные цены на газ, между нами снова произошло столкновение. А когда Москва попыталась отменить аморальные субсидии на нефть и газ для Беларуси, ее обвинили в том, что она затевает аншлюс.
В общем, русские пришли к заключению, что их проклянут в любом случае, что бы они делали. Что, в свою очередь, обнулило моральную силу критики европейцев — даже в тех случаях, когда критиковать есть за что.
Потом, есть еще проблема «непризнанных государств» — территорий, после кровопролитных конфликтов отколовшихся от Молдовы, Грузии или Азербайджана. Да, этот вопрос может вызвать разногласия — однако важность его столь мала, что остается только диву даваться, почему ему уделяется столько времени и сил.
Наконец, Эстония. Брюссель решил фактически поддержать Таллинн, переместивший памятник неизвестному советскому солдату, что в Москве многими воспринимается как попытка переписывания истории Второй мировой войны.
А пока Россия и Европейский Союз теряют время на бесполезные стычки между собой, в долгосрочном плане позиция и одной, и другой стороны неуклонно ослабляется. Большинство стран за их пределами придерживается того мнения, что Европа в соревновании за власть в системе международных отношений неизбежно проиграет, поскольку в рамках общей внешней политики малые государства получают возможность диктовать свою волю Берлину, Парижу и Риму. К тому же, в мире все больше возрастает значение факторов «жесткой силы» — например, военного или энергетического, в которых Европа слаба. России же, несмотря на то, что сегодня она оседлала волну экономического роста и международного влияния, в долгосрочной перспективе все равно придется столкнуться с явлениями, с которыми в одиночку ей не совладать — с тем же ростом Китая или подъемом воинствующего ислама.
Возможно, на данном этапе предлагать Европе и России создать между собой стратегический альянс, занимающийся, в числе прочего, и энергетическими вопросами, было бы не совсем политически корректно. Однако выгоды его для обеих сторон настолько очевидны, что рассмотрение этого вопроса просто нельзя снимать с повестки дня.
The International Herald Tribune