Основных причин, думаю, четыре.
Во-первых, неспособность осознать разновекторность социально-экономического и морально-психологического движения России и большинства других стран континента, того, что они во многом находились в разных эпохах.
Во-вторых, неспособность и нежелание выработать общую цель долгосрочного соразвития.
Вместо нее, в-третьих, получилась борьба за советское наследство, попытка Запада геополитически дожать Россию, которая кончилась сначала Южной Осетией, а теперь Украиной. Холодная война де-факто оказалась неоконченной и дала рецидив.
И, наконец, в-четвертых, отсутствие на протяжении почти четверти века серьезного, систематического диалога. Который заменялся либо поучениями, либо весьма поверхностными заверениями об общем будущем.
Российский угол
Надежды на то, что Россия быстро пойдет по «европейскому» пути, не сбылись. Но и Европа ЕС начала становиться не той, к которой стремились вернуться россияне.
В начале новейшей истории России обстоятельства и русская нетерпеливость сыграли злую шутку.
Чтобы сломать хребет коммунизму и побыстрее покончить с его опостылевшей серятиной, была предпринята попытка ударной приватизации, которая была сочтена подавляющим большинством населения аморальной. Большинство в т.ч. меритократической элиты — инженеры, врачи, учителя, ученые — были отброшены в унизительную нищету.
Крупная частная собственность остается в России морально нелегитимной до сих пор.
Еще хуже то, что российские реформаторы не поняли, что собственность без права — фикция. Пришедшие к ним на замену, объявив диктатуру закона, права не ввели. Оно мешало, как раньше приватизации собственности, теперь ее перераспределению. В результате Россия получила морально нелегитимную собственность, не защищенную законом. Это глубинная причина замедления развития, бегства капитала. Отсюда — непатриотизм элит, с которым сейчас только начинают бороться, не желая признать его глубинных причин. Здесь корень и системной коррупции — собственность можно сохранить, только «поженив» ее с властью.
Такого перехода никогда не было. Но Запад рукоплескал ему, умиляясь внешним признакам «европеизации» России или надеясь поучаствовать в раздаче собственности и власти.
Между тем Россия шла неевропейским путем, который в первую очередь подразумевает строительство общества и экономики на основе права.
Ошибка была допущена и при проведении политических реформ. Либеральные коммунисты и антикоммунисты считали, что народу не хватает демократии и он к ней готов. Ее создали сверху, выбрав парламенты, губернаторов, мэров. Но, не озаботившись главным, — выращиванием ответственного гражданина. А он растет, как было и в Европе, только из низового, муниципального, земского самоуправления. Его же стали строить, и то нерешительно, только недавно.
ЕСовская Европа
Россия восстанавливала суверенитет и государственность, Европа ЕС пыталась преодолеть суверенитет, государственный национализм, построить наднациональную общность.
Были перпендикулярны эволюции и других ценностей. Большинство россиян стремились восстановить уничтожавшуюся при коммунизме мораль, трудно тянулись к ранее запретному христианству, к государственному патриотизму, не основанному на коммунистическом мессианстве, к консерватизму после почти века радикальных экспериментов. Считалось при этом, что этим Россия возвращается не только к себе, но и к Европе, от которой она ушла в 1917 г.
Между тем, европейская элита, пресытясь этими ценностями, все больше считала их устаревшими или даже реакционными, пыталась идти к преодолению национального патриотизма, отвергала многие традиционные моральные ценности и все больше отходила от христианства. Неизвестно насколько устойчив этот тренд последних тридцати лет. Не исключено, что он будет в конце концов частично отвергнут европейскими обществами. Но пока российские и западноевропейские общества находятся в противофазе.
Россия идет староевропейским бисмарковским или деголлевским путем, Европа Брюсселя — постевропейским.
Обжегшись на верхушечной демократии, которая чуть не привела страну к окончательной гибели, и у большинства населения вызывает стойкую ассоциацию с нищетой и унижениями 1990-х гг., российская элита сделала неизбежный поворот к полуавторитарному, лидерскому режиму.
Почти одновременно европейские элиты, столкнувшись с кризисными явлениями внутри Европы, сделали ставку на продвижение европейской модели и опыта демократии как основы своей «мягкой силы». Где-то с начала 2000-х гг. в европейской, точнее брюссельской политике стал нарастать демократический мессианизм, ранее свойственный лишь заокеанским родственникам Европы.
Опять российские и другие европейские элиты оказались в противофазе.
Свою лепту в неудачу (пока) создания единой Европы сыграли и векторы политико-экономического развития сторон. Сначала Евросоюзу, занявшемуся на волне постхолодновойновой эйфории безудержным расширением, созданием евро, было во многом просто не до России. К 2000 гг. выяснилось, что чрезмерное расширение, введение евро без политического союза имеет высокую цену.
В Европе кризис с одной стороны отвлекал от любых сложных внешних проектов, в т.ч. российского, с другой — подспудно — толкал к поиску внешнего импульса для объединения, а то и внешнего врага.
В России шел встречный процесс. Элиты не хотели или не могли признать ошибки прежних реформ и начать их новый тур. Пока провалились все — и либералы, и антилибералы. Отсюда — поиски выхода из тупика через традиционный поиск внешнего врага и нагнетание конфронтации, чтобы по минимуму заткнуть недовольных и объединить общество, по максимуму заставить себя проводить мобилизационную модернизацию.
Москва — Брюссель
На смену энтузиазма первых лет после русской революции в отношениях между Россией и ЕС быстро стала накапливаться отчужденность, а потом и подспудное взаимное раздражение. В ЕС с 1990-х гг. доминировало представление о том, что Россия должна и дальше идти по пути младшего ученика. В России стремились восстановить суверенитет и установить отношения на равноправной основе. В этом был смысл весьма проевропейских предложений, выдвинутых в 1999-2000гг. премьер-министром, затем президентом В.В. Путиным.
Они, как и многие сходные, были проигнорированы. В разных вариантах россияне предлагали союз, а брюссельские бюрократы видели Россию только как одну из стран европейской периферии.
Когда Россия в последней попытке сблизиться с ЕС предложила не только наладить диалог между Таможенным, создававшимся Евразийским экономическим союзом и ЕС, но и построить первый на основе права ЕС, чтобы в том числе облегчить дальнейшую интеграцию, Брюссель отказался. И согласился только после украинской трагедии.
Важнейшей среди всех причин неудачи российско-европейских отношений было нежелание и неспособность поставить перед ними стратегическую цель. Без нее они увяли в бюрократической борьбе и по большей части мелочной конкуренции. Хотя порой она была и масштабной. ЕС стремился расширить зону своего мягкого контроля на территории, которую Россия считала зоной своих интересов, доказав этим самим себе жизнеспособность европейского проекта, погружавшегося в кризис. За эти страны постепенно разыгралась игра с нулевой суммой. Если бы у сторон была цель создания единого пространства, такой игры и последующего столкновения при всей вероятной конкуренции не было бы.
Но главная конфликтообразующая проблема взаимоотношений Россия — ЕС лежала вне их.
Экспансия ЕС сопровождалась экспансией НАТО. А вот эта организация однозначно воспринималась потенциально враждебной, если не угрожающей, особенно после потрясших даже российских западников трехмесячных бомбардировок Югославии в 1999 г. На этом фоне поддержка Западом майдана, свержение Януковича послужило спусковым крючком для упреждающего удара России. Удар наносился по логике расширения НАТО, но пришелся и по до того пустым, конкурентным, но вполне мирным отношениям с ЕС.
Перспективы выхода
Разумеется, можно попробовать, как предлагают многие эксперты на Западе, и встречно — часть элит в России, вернуться в чистом виде к «холодной войне» — усилить НАТО, выдвинуть ее передовые силы поближе к российским границам, развернуть в ответ новые российские ракеты, попробовать восстановить элементы системной военной конфронтации.
Разница с прошлой «холодной войной» будет заключаться в том, что у нынешней российской элиты, пережившей то, как повел себя Запад после того, как М.С. Горбачев и его соратники решили с достоинством выйти из нее, иллюзий не осталось. После Ирака, Афганистана, Ливии, поддержки «арабской весны» появились сильные сомнения в ответственности и разумности Запада вообще.
И ожидать, пока все еще более сильный Запад попытается дожать Россию, Москва вряд ли будет. В ней знают: отступление будет использовано для того, чтобы добить. Так что, если не удастся остановиться и договориться, впереди жесткий кризис. Остается надеяться, что последние минские договоренности сработают и что европейские партнеры начинают понимать пагубность прошлой политики.
Выход, конечно, есть.
Во-первых, он в серьезном совместном открытом и честном анализе интеллектуальных и политических ошибок, которые были сделаны за последние четверть века, и извлечение уроков из них.
Во-вторых, он — в признании легитимности различия ценностных установок. При общности базовой культуры российское и другие европейские общества должны иметь возможность развиваться по своим траекториям и скоростям. Весьма вероятно, что внероссийские европейцы станут под влиянием международной конкуренции более реалистичными и даже консервативными. А российское общество в нормальных условиях будет развиваться к реальной «диктатуре» закона, а затем к развитой и полноценной, хотя и своей, демократии.
В-третьих, необходимо понимание, что продолжение курса на конфронтацию даже в «лучшем» варианте, без прямого столкновения будет стоить очень дорого. Оно будет отвлекать ЕС от необходимой для его выживания внутренней модернизации.
Для России возрастет угроза попадания в нежелательно высокую зависимость от Китая, пусть и дружественного. Похоже конфронтация отвлекает и от внутренних фундаментальных реформ, и от давно необходимого экономического поворота к Азии через развитие Зауралья.
В-четвертых, наоборот, понимание того, что открытие экономического, человеческого, энергетического пространств между ЕС и ЕАЭС, от Лиссабона или Дублина до Владивостока, хоть и не решит всех проблем сторон, но даст мощный импульс развитию.
В-пятых, понимание того, что украинский кризис не разрешить без решения проблемы его породившей — двадцатилетнего отказа Запада от учета интересов и мнений России.
Такие идеи не противоречат особым отношениям стран ЕС и США, а России с Китаем. Если не пытаться эти идеи противопоставлять.
В подобной архитектуре найдутся места и странам, расположенным в зоне между Россией и ЕС и НАТО, и что немаловажно — совместным и согласованным усилиям по удержанию Украины от социального и государственного распада, по превращению ее в зону сотрудничества, а не борьбы. Разумеется, в условиях нынешнего зашкаливающего недоверия такая перспектива кажется иллюзорной. Но когда отцы европейской интеграции и поддержавшие их дальновидные американцы выдвинули в конце 1940-х — начале 1950-х годов идеи, приведшие к созданию Европейского объединения угля и стали, затем ЕЭС и ЕС, страны и народы Европы почти сплошь ненавидели друг друга и все — Германию. Но отцы-основатели имели мужество выдвинуть эти идеи. И они привели к созданию мирного порядка на значительной части Европы.
Без новой большой идеи, объединяющей европейские народы на пути и пусть далекой, но осязаемой, а главное — общей цели, Европа неизбежно начнет колоться по линиям старых и новых разделов. Украинский кризис и его демоны будут распространяться.
Впрочем, в Минске партнеры заговорили вновь о создании единого человеческого и гуманитарного пространства. Трудности велики, многие возможности упущены. Возможно, Европа обречена на новые расколы и конфликты. Но пробовать надо. Иначе и русские, и другие европейцы откажутся от еще одной общей ценности — веры в разум.
Дипломатия
Совет безопасности ООН единогласно проголосовал за резолюцию в поддержку минских соглашений по урегулированию украинского кризиса от 12 февраля. Документ, проект которого был предложен Россией, призывает все стороны «обеспечить полное выполнение комплекса мер, включая всеобъемлющее прекращение огня» и выражает «уважение суверенитету, независимости и территориальной целостности Украины».
Поблагодарив членов СБ за голосование постпред РФ при ООН Виталий Чуркин, тем не менее заявил, что «разочарован дискуссией» после принятия документа. «Некоторые коллеги пошли по привычному пути риторики, не всегда безобидной, — констатировал он. — Особенно вредны в нынешних условиях попытки переписывать минские договоренности. Некоторые делегации начали выбирать отдельные места и говорить, как договоренности выглядят на самом деле». Вместо этого, уверен дипломат, Киеву следует наладить «инклюзивный и транспарентный диалог» с представителями Востока Украины. Он напомнил, что сентябрьские соглашения по урегулированию конфликта сорвались из-за обстрелов городов вооруженными силами Украины.
Постпред дал «высокую оценку» результатам переговоров в Минске и подтвердил, что «Россия в полной мере готова содействовать выполнению соглашений». «Договоренности должны соблюдать все стороны», — подчеркнул он, призвав «избегать односторонних мер, противоречащих букве и духу этих документов». Он выразил уверенность в том, что сейчас «имеется реальная возможность для того, чтобы Украина начала переворачивать эту драматическую страницу своей истории».
«События, разворачивавшиеся за год конфликта на Украине, поистине трагичны, — считает Чуркин. — Погибли тысячи людей, многие города и села на Востоке страны практически разрушены, зону противостояния покинуло более миллиона гражданских лиц, подавляющее большинство из которых нашли приют на территории России».
Опубликовано в РГ (Федеральный выпуск) №6605 от 19 февраля 2015