Попробую посмотреть на них несколько с другой интеллектуальной и географической — российской — стороны.
Все твердят: элиты оторвались от населения в стремлении к созданию единой Европы. И это население, не желающее жертвовать национальными привилегиями, опасающееся конкуренции со стороны новых членов ЕС, которые готовы предоставить за меньшую цену всей Европе те же самые услуги, безусловно право.
Если признать эту общепризнанность за правду, тогда мы должны сдаться прошлому, когда большинство населения Европы поддерживало сжигание еретиков на кострах, когда большинство немцев поддерживало Гитлера, а большинство русских —Сталина. И все — почти без исключения (впрочем, такие исключения были и вписали себя золотыми строками в историю Европы) выступали за первенство государственных интересов над человеческими.
Европейский проект, о котором мечтали Руссо, Золя, Достоевский, первоначально был рожден, с одной стороны, из пекла войн и концлагерей, был нацелен на преодоление страшной самоедской традиции континента — решать большинство межнациональных проблем с помощью штыков и батальонов. На создание Европы без войн, отказывающейся от силовой политики. Европы, основанной не только на традициях Смита, капитализма, но и Сен-Симона, Монтескье — социальной справедливости и солидарности.
С другой — из стремления не допустить нового воцарения в Европе тоталитарной идеологии или религии. Тогда в начале 50-х после разгрома нацизма более опасным казался коммунизм.
Наиболее передовые умы Европы, поддержанные наиболее дальновидными и идеалистическими американцами, создали новый европейский проект — проект единой интегрированной Европы.
Эта Европа развивалась неровно. Было немало кризисов развития. Были и отступления. Были и потери. Объединенная Европа с ее новыми ценностями так и не начала играть роль полновесного геополитического центра. Сократились ее внешнеполитические возможности.
Усилилась унификация европейской жизни, возросла роль бюрократии. Образовалась новая политическая корректность — идеология во многом эгалитаристская, антииндивидуалистическая, антисиловая, про-«зеленая», отрицающая крайности, скучноватая.
Но это произошло после «веселья» прошлых веков, которое только за ХХ век загубило в войнах и концлагерях около ста миллионов европейцев, превратив многие цветущие земли Европы в отхожие места для ее промышленности.
Новая элита решила построить постевропейскую цивилизацию, которая не допускала бы повторения мракобесия и бесчинств прошлого, прообраз мирового правительства будущего — гуманистического, хотя и по определению забюрократизированного.
И у этой элиты многое получилось. Европа — источник худших войн и худших инквизиций почти превратилась в континент мира, в «сияющий город на холме», к которому потянулись все, в том числе и мы, русские.
Поэтому глупо и недальновидно злорадствовать по поводу очередного кризиса при строительстве новой Европы — даже если мы пока и вне ее.
Элиты Европы оторвались, но они оторвались, потому что слишком близко подошли к европейской мечте, которая, повторюсь, является и мечтой русской. Не смогли пока притянуть к себе большинство населения и сейчас находятся в растерянности, которая была отчетливо видна на брюссельском саммите ЕС, прошедшем на прошлой неделе.
Я бы мечтал о таком кризисе в России. Чтобы элита предложила великую идею, осуществила ее на три четверти и потом была бы приторможена неготовностью народа. Пока у нас такой идеи нет, а в той мере, в какой она существует, она сводится к «воруй, кто сколько может».
Из европейского кризиса российскому политическому классу, если он еще способен беспокоиться об интересах страны, можно извлечь несколько выгод.
Первое. Становится более вероятным, что Европа не сможет больше бороться за роль одного из мировых геополитических и даже геоэкономических лидеров. Время будет упущено. Мы можем стать для Европы гораздо более выгодным и привлекательным партнером. Надо только умно разыграть эту партию. (Если мы еще можем разыгрывать сложные партии.)
Второе. Из двух вариантов развития ЕС — в квазифедерацию или в союз государств с общими правилами, валютой и ценностями — более вероятным становится второй. А в таком союзе через 15-25 лет при успешном развитии может открыться вакансия и для России. Надо всерьез подумать об этом. Полностью самостоятельная геостратегическая роль — при сокращающемся населении и доле в мировом ВНП — нам не по плечу.
Третье. Появляется возможность переформатировать складывающуюся модель отношений с ЕС. Подготовить вместо полуфиктивных четырех пространств стратегический договор о долгосрочном взаимодействии и сближении. И при этом вполне рационально прекратить уступать шантажу евробюрократии. А этот шантаж может даже усилиться. В Брюсселе есть люди, силы, которые могут попытаться отыграть или прикрыть нынешний проигрыш мелким геополитическим или экономическим давлением на соседей, в том числе на Россию. Нам незачем уступать. Но руку стратегической дружбы Европе протянуть надо. Она может быть не принята из-за нашей нынешней непривлекательности, их смятения в умах, из-за сопротивления новых членов ЕС, генетически боящихся России. Но Европа будет в ближайшие годы находиться в поисках новой стратегии развития, и мы обязаны подключиться к этим поискам. И в интересах России, и Европы. Мы можем не выиграть, подключившись к этим поискам. Но проиграть мы точно не можем. У нас появилось «окно возможностей». Глупо его не попытаться использовать.