Но, поколебавшись, Запад отказался. С Россией вежливо обошлись как с побежденной стороной, хотя сама она себя такой не считала. Началось расширение НАТО. Европа продемонстрировала теперь ставшую очевидной всем историческую усталость и потерю стратегического видения и начала интегрировать не Россию, а только малые страны Центральной и Восточной Европы. Подобная близорукость простительна была, пожалуй, только Германии, на которой висела тяжкая ноша возрождения бывшей ГДР.
Второй шанс существовал в начале нашего века, когда В.В. Путин, уже гораздо более жестко и реалистично, попытался всерьез сблизить Россию и ЕС. Начались многочисленные диалоги, которые, кроме полезного взаимного познания, ни к чему не привели. Помешало — и это главное — отсутствие общего стратегического видения того, к какой цели в своих отношениях обе стороны должны стремиться.
К тому же европейцы ностальгически пытались сохранить позиции ведущий-ведомый. Не желая понимать, что с восстановлением российской государственности соотношение сил резко изменилось. А Россия, наоборот, настырно и с высокомерием меняла те правила игры, которые сложились в 1990-е, а заодно мстила за унижения.
В результате заканчивающееся сейчас десятилетие, как и предыдущее, оказалось для российско-европейских отношений временем упущенных возможностей. Клянясь в стремлении к партнерству, стороны жестко конкурировали, даже соперничали. Брюссель хотел доказать на России существование своей слабеющей внешнеполитической субъектности. Россия наносила ответные и превентивные дипломатические удары. Я одно время вел счет этим «победам» и «поражениям».
Года полтора тому назад надоело. К тому времени счет был 12:5 «в нашу пользу». Допускаю, что если бы кто-нибудь занимался подобными глупостями в Брюсселе, у него мог бы быть несколько другой результат. Но в одном я уверен: общий счет был минус 17 для обеих. Одерживая забытые победы или терпя символические поражения, проигрывали обе стороны. Проигрывали и другие. Соперничая за политические очки, за влияние в зоне общего соседства — в странах западной части СНГ, им не столько совместно помогали развиваться, сколько вставляли друг другу палки в колеса. И появлялись ющенки, от которых выли русские, а потом взвыли другие европейцы, и лукашенки, от которых воют параллельно, но порознь.
Но главная потеря была в ином. Соперничая друг с другом по линии Россия — ЕС или ведя арьергардные бои неоконченной «холодной войны» по линии Россия — НАТО, обе части Европы стали проигрывать в геополитическом соревновании нового мира. Фактически «проспали подъем» новой Азии, начавшиеся тектонические сдвиги в мировой экономике и политике.
Партнерство для модернизации
История последних двадцати лет отношений России с другой Европой, в основном организованной сейчас в Евросоюзе или в НАТО, испещрена невыполненными лозунгами или пустыми надеждами. Напомню лишь некоторые из них. Началось все с «общеевропейского дома» М. С. Горбачева или «Европы единой и свободной» Дж. Буша-старшего. За ним последовал оставшийся без ответа призыв Б.Н.Ельцина к вступлению России в НАТО. Потом, окончательно потеряв ориентиры совместного развития и не желая их искать, Россия и ЕС занялись многолетним сочинением документа о «четырех пространствах» сотрудничества, до сих пор изумляющего своей бессодержательностью.
Потом Россия просто махнула одно время рукой на ЕС, официально переключив свое внимание почти исключительно на двусторонние отношения с европейскими державами. Так практичнее.
В последний год, чувствуя ослабления их позиций в мире, обе стороны стали искать пути для возобновления сближения. Удобным лозунгом стала провозглашаемая российским президентом идея модернизации. На саммите Россия — ЕС в ноябре 2009 года было объявлено «партнерство для модернизации». На последнем, прошедшем 31 мая — 1 июня с.г. саммите в Ростове-на-Дону, «партнерство для модернизации» стало предметом центрального заявления.
Саммит прошел хорошо, «в товарищеской обстановке», и действительно как диалог равных. Евросоюз давно отказался от попыток поучать. Россия отказывается от мало скрывавшегося презрительного пренебрежения.
Но у меня постановка в центр диалога «партнерства для модернизации» вызывает опасения. Как бы не получилось очередного пустопорожнего лозунга, отвлекающего от постановки действительно важных для обеих частей Европы стратегических задач.
Я сомневаюсь по двум причинам. Обе важны, хотя и лежат в разных плоскостях.
Во-первых, полагаю, что российская правящая элита, за редкими исключениями, и даже большинство российского населения пока не хотят действительно серьезной модернизации, которая потребовала бы отказа от повального взяточничества, относительно спокойной жизни после многих лет лишений и хаоса — словом, больших изменений. Хотя меня не может не радовать, что российский думающий класс, новая интеллигенция, стала пробуждаться и требовать перемен, отказа от сложившейся в России модели застойно-коррупционного госкапитализма.
Я со своей колокольни вижу острую необходимость преодоления этой модели и из-за быстро нарастающей неконкурентоспособности нашей страны и в экономике, и уже в военно-технической сфере. Значит, скоро неизбежны проигрыши и во внешней политике, где мы пока ловко маневрируем. Но на тающей базе.
Во-вторых, под «партнерством для модернизации» обе стороны понимают разные вещи. И боюсь, обе во многом неправы.
Официальная Россия под модернизацией понимает по преимуществу модернизацию технологическую, или, если грубее и проще, содействие российским корпорациям в их бизнес-проектах.
При этом россияне пока не готовы пожертвовать и толикой столь трудно отвоеванного суверенитета, обеспечивающего к тому же и неограниченные возможности безудержно воровать. Поэтому принимать европейские технические стандарты не хочется: сдаем суверенитет. Хотя российский президент и указывал, что при строительстве по тем стандартам дороги в России стоили бы дешевле.
В ЕС все еще существуют на уровне готовящих бумаги клерков или части парламентариев надежды на то, что Россия вернется к роли «младшего ученика», которому к тому же в отличие от стран Центральной и Восточной Европы, которым была отведена такая роль, никто ничего не собирается платить.
На политическом уровне в Европе модернизация понимается, как движение России к расширению политических свобод, к уважению прав человека. Впрочем, к нарушениям привычно относят не столько бюрократический и милицейский беспредел в отношении миллионов, сколько лишь один склон верхушки айсберга — убийства нескольких правозащитников, журналистов или разгон демонстраций оппозиционеров. Это более чем важные проблемы. Но главная проблема России с точки зрения прав человека — не полицейские микрорепрессии или нераскрытые убийства правозащитников, а, наверное, именно бесправие миллионов.
При такой разнице в понимании модернизации или просто при непонимании ее сути «партнерство ради модернизации» почти обречено на то, чтобы стать очередным пустым лозунгом.
Это не значит, что России и Европе ЕС не надо сближаться или что это сближение не будет содействовать модернизации России. Отчуждение последнего десятилетия немало содействовало ослаблению в России партии русских европейцев, которая исторически почти полностью совпадает с партией модернизаторов. А ощущение, что «Европа — нам не указ» немало содействовало своего рода варваризации или «африканизации» общественной жизни России. Продолжился после короткого поворота вспять в 80-90-е годы отход России от лучшего в ее истории «европейского» ХIХ века.
Лозунг «партнерства для модернизации», при том, что он крайне позитивен, не развернет тенденцию к отчуждению двух частей Европы. Главное — он не только по-разному понимается, но и не лежит в русле коренных взаимных интересов России и Европы ЕС. Последняя в принципе не так уже и заинтересована в российской модернизации. А Россия в новом мире во все в большей степени может получать технологии и капиталы со всех направлений. В том числе и с восточного. Даже если основы этих технологий изначально создавались в американских или европейских лабораториях.
Главный интерес
Главный интерес, объединяющий внероссийскую Европу и Россию, лежит в сфере геополитики и геоэкономики. И это, слава богу, будем надеяться, не слишком поздно начинают понимать и в Москве, и в столицах старых европейских держав. Хотя пока только на самом верху.
Я уже в этой статье написал немало обидного про мою родину. Поэтому ограничусь лишь одной для меня бесспорной констатацией. При неизбежном продолжении еще на несколько лет, надеюсь ненадолго, тенденции к демодернизации Россия не сможет позволить себе роль самостоятельного игрока первого класса. И если не объединит усилия с Европой, неизбежно будет дрейфовать к роли сырьевого, а потом и политического придатка Китая. С угрозой нарастания деградационных тенденций в обществе и утраты со столь большими усилиями возвращенного статуса великой суверенной державы.
Я искренне восхищаюсь фантастическими экономическими, цивилизационными и политическими успехами великого Китая. Если не сможем добиться ничего лучшего, ну что ж, придется стать младшим, подчиненным братом сверхдержавы будущего. Но пока этого не случилось, предпочитаю призвать побороться за более выгодную роль. Хотя и полагаю необходимым убыстрение экономического сближения России с новой поднимающейся Азией. Мы позорно отстаем в конкуренции за ее рынки.
Еще хуже, чем у России, выглядят геополитические перспективы Европы. Интеграционный проект, как это ни прискорбно, в том числе и для нас — русских, находится в тупике. На волне эйфории от прошлых достижений, удесятеренной победой над коммунизмом, Европа ЕС допустила серию ошибок, за которые теперь приходится расплачиваться. Во-первых, без федерализации бюджетной политики — попросту без того, чтобы политика определялась из единого центра, в зону евро были допущены страны, имевшие другую, нежели коренные западноевропейцы, экономическую культуру. Во-вторых, было проведено слишком быстрое и практически без условий расширение союза. В результате клуб отсталых увеличился, принятие общих решений стало еще более трудным. Затем наступила усталость от расширения. А это в свою очередь лишило ЕС его важнейшего внешнеполитического рычага: предложения перспективы вступления в наиболее комфортное и цивилизованное сообщество, которое создало человечество за всю свою историю. В результате резко снизился политический вес ЕС в глазах таких стран, как Турция, Украина, Россия, внешнеполитическая капитализация союза в мире. Наконец, ошибкой было и принятие в начале 1990-х гг. цели создания единой внешней политики. Получилась пока политика по низшему общему знаменателю, которая во многом связала руки великим европейским державам, но не давшая приращения влияния всей Европе.
Ситуация для Европы ЕС усугубилась возвращением в мир силовой внешней политики, экономического роста как критерия успеха.
А Европа, за частичным исключением ее северных стран, не хочет и не может бороться за рост после десятилетий социального благоденствия. За военную силу не хочет бороться и платить никто.
Возвращение в мир традиционной геополитики национальных государств как главных игроков выпятило историческую усталость Европы. После тяжелейшего ХХ века, переломавшего хребты почти всем европейским державам, европейцы просто больше не хотят ничем жертвовать для целей большой стратегической политики. И остаются в растущей степени в стороне от нее.
Экономический кризис, ратификация Лиссабонского договора высветили все эти проблемы, которых многие европейцы не хотели, да во многом и сейчас не хотят публично признавать.
Воплощением неспособности Европы переводить в политическое влияние совокупный экономический и культурный вес стал Копенгагенский саммит по климату. Там, напомню, США и новые лидеры попросту не пригласили ЕС к выработке решений по вопросу, который союз провозгласил чуть ли не главным приоритетом.
Европа, обладающая по-прежнему большим человеческим, экономическим и культурным потенциалом, неспособна использовать его для адекватной защиты своих интересов.
Так что признавать новую слабость и старые ошибки приходится. И признавать начали. Говорю об этом без малейшего злорадства. С радостью. Появляется надежда, хотя бы и теоретическая, на выработку более реалистичной политики, в том числе и в отношении России.
Тем более что вижу укрепление реализма и в России. Кризис поубавил нефтегазовой фанаберии. Но не привел к чувству уязвимости от внешнего мира, поискам врага. Налицо редкое для нашей страны сочетание уверенности и понимания своих слабостей.
Новый реализм привел уже к ощутимому внешнеполитическому успеху. Ничего не уступив, мы, наконец, полностью признали преступления в Катыни и повели себя по-настоящему великодушно к Польше и ее горю.
Осталось признать, что весь Советский Союз был огромной Катынью для наших народов. Но об этом — в другой статье.
Союз Европы
За последние полгода многие европейские политики и мыслители верхнего слоя заговорили о необходимости срочного сближения с Россией, чтобы избежать дальнейшей маргинализации в мире. Знаю о таких изменениях в настроениях. Видел их воочию.
Вот почему лозунг «Партнерство — для модернизации» вызывает у меня опасения. Как бы не ушли эти настроения в свисток.
Опыт убеждает: без понятного взаимного интереса и без совместно понимаемой долгосрочной стратегической цели соразвития, преодоления дрейфа друг от друга кардинального сближения не произойдет. И не произойдет тогда оборота вспять тенденции потери обеими сторонами Европы позиций первоклассных игроков нового мира, способных эффективно защищать свои интересы и ценности. Даже если они отличны.
Сейчас многие из этих ценностей далеки как никогда. Но в области мироуправления, особенно управления мировой экономикой, они близки, а то и совпадают. А ценности политические, надеюсь, будут сближаться. И причем с обеих сторон. Не только Россия не может позволить себе «нового варварства», но, боюсь, и другая Европа — чуть ли не постевропейских, постисторических ценностей. Их можно было развивать в гораздо более благоприятных обстоятельствах, которых больше нет.
Без объединения Европы в мире будущего будут заказывать музыку США и Китай. А блистательное полутысячелетие Европы закатится. Может быть, это и невелика беда. Но такой двуполярный мир с огромным числом новых конкурирующих игроков будет почти по определению крайне нестабильным. «Треугольник» США — Китай — объединенная Европа мог бы сделать его гораздо более устойчивым.
Вот почему вновь и вновь я пишу и говорю о том, что России и Европе (ЕС) нужно выработать долгосрочную цель создания Союза Европы между странами с включением в него других государств, ориентации которых не определены: Турции, Украины, Казахстана, других.
В его основе может лежать краткий договор — декларация о создании Союза, к которому могут присоединяться по мере готовности все европейские страны. Именно к союзу, а не к вяло-бюрократическому стратегическому партнерству и стоит стремиться. Может не получиться. Будет нелегко. Но игра стоит свеч.
Союз Европы пока юридически представляется оформленным в виде большого договора, о котором говорилось выше, четырех договоров, создающих четыре главные сферы сотрудничества и соразвития и, вероятно, большого количества мелких, «секторальных».
Первый из крупных договоров мог бы касаться создания общего стратегического пространства, предусматривающего тесную координацию внешних политик. Мягкая сила Европы ЕС объединялась бы с жесткой силой и немалой стратегической мощью России. Мне могут возразить: здесь ЕС не партнер. Но мы заинтересованы в росте его влияния — слабая Европа ослабляет Россию.
Договор мог бы решить проблему, оставшуюся от «холодной войны» и сделавшую ее неоконченной: военно-политическую разделенность Европы.
Отрадно, что эта идея уже находит воплощение в реальной политике. Во время последнего июньского российско-германского саммита А. Меркель предложила Д.А. Медведеву инициировать чуть ли не ежемесячные встречи министров иностранных дел России и ЕС по координации внешней политики. Российский президент поддержал идею.
Другим ключевым договором может стать энергетический, учреждающий единый комплекс Европы с общими правилами, с равным доступом корпораций всех стран к системам добычи, транспортировки (чего хотят в ЕС) и, конечно, распределения энергии (чего хотят в России). Такой единый комплекс мог бы сыграть в истории Большой Европы ту же роль, которую сыграло ЕОУС — Европейское объединение угля и стали, из которого выросли ЕЭС, ЕС.
Эту идею уже высказывал более десятилетия тому назад канцлер ФРГ Г.Шредер.
Третий договор учреждал бы единое экономическое и технологическое пространство Европы с понятными едиными правилами и свободой передвижения капитала, товаров, людей. Возможно, в перспективе и с Таможенным союзом. Об этом говорили и писали многие. Но актуальность этой идеи растет в условиях ослабляющего общий режим ВТО, неуклонного расхождения мировой экономики на региональные блоки. По сути, дело бы велось к созданию общего экономического и энергетического рынка Большой Европы, который был бы более чем конкурентоспособным в соревновании со старыми и новыми гигантами.
И, наконец, последнее, может, самое важное — единое человеческое, культурное, образовательное пространство — безвизовое передвижение людей, массированный обмен студентами, создание в перспективе единого рынка труда. Такая перспектива, если она будет поставлена в качестве официальной, настоятельно потребует движения к сходным политическим институтам, одинакового уважения к правам человека. А как показывает ЕС, унификации культур не будет. Будет увеличиваться их взаимопроникновение. Возможно, придется более терпимо относиться к демонстрациям геев. Зато возможности для нашего свинства тоже сузятся.
Я готов и дальше детализировать свою идею. И с расширяющимся кругом коллег и сподвижников — буду.
Несмотря на очевидную идеалистичность и сверхтрудность осуществления чего-нибудь подобного Союзу Европы, я считаю эту идею необходимой и даже реалистичной. Я — русский европеец и верю в великие европейские ценности — в рациональность и разум.
В мире будущего Россия и Европа ЕС, действующие порознь, обречены на деградацию и ослабление. Это — нерационально и неразумно.
Опубликовано в РГ (Федеральный выпуск) N5229 от 9 июля 2010 г.